Борис Годунов. Начало пути

Одни из героев трагедии А. С. Пушкина, боярин Василий Шуйский, выразил презрение к худородному Борису Годунову убийственной фразой: «вчерашний раб, татарин, зять Малюты…»  Легенды по поводу татарского происхождения Годуновых общеизвестны. Родоначальником семьи считался татарин Чет-мурза, будто бы приехавший на Русь при Иване Калите. О существовании его говорится в единственном источнике – «Сказании о Чете». Достоверность источника, однако, невелика. Составителями «Сказания» были монахи захолустного Ипатьевского монастыря в Костроме. Монастырь служил родовой усыпальницей Годуновых. Сочиняя родословную сказку о Чете, монахи стремились исторически обосновать княжеское происхождение династии Бориса, а заодно- извечную связь новой династии со своим монастырем. Направляясь из Сарая в Москву, утверждали ипатьевские книжники, ордынский князь Чет успел мимоходом заложить православную обитель в Костроме… «Сказание о Чете» полно исторических несообразностей и не заслуживает ни малейшего доверия (Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969, с. 162-168).  Предки Годунова не были ни татарами, ни рабами. Природные костромичи, они издавна служили боярами при московском дворе. Старшая ветвь рода, Сабуровы, процветала до времени Грозного, тогда как младшие ветки, Годуновы и Вельяминовы, захирели и пришли в упадок. Бывшие костромские бояре Годуновы со временем стали вяземскими помещиками. Вытесненные из узкого круга правящего боярства в разряд провинциальных дворян, они перестали получать придворные чины и ответ­ственные воеводские назначения. Борис Годунов родился незадолго до покорения Казани, в 1552 г. Его отец, Федор Иванович, был помещиком средней руки. Благодаря прозвищу «Кривой» мы знаем о физическом недостатке Федора Годунова. Судить о личных качествах этого человека не представляется возможным. Служебная карьера Федору явно не удалась. Неза­долго до появления на свет Бориса московские власти составили списки «тысячи лучших слуг», включавшие весь цвет тогдашнего дворянства. Ни Федор, ни его брат Дмит­рий Иванович Годунов не удостоились этого звания. Дмитрий и Федор сообща владели небольшой вотчиной в Костроме. В жизни Бориса это обстоятельство сыграло особую роль. После смерти отца его взял в свою семью дядя. Не только родственные чувства и ранняя кончина собственных детей побудили Дмитрия Ивановича принять особое участие в судьбе племянника. Важно было не допустить раздела последнего родового имения. Невысокое служебное положение и худородство, можно сказать, спасли Годуновых в дни, когда разразилась опричная гроза. Государство оказалось поделенным на опричнину и земщину. Царь Иван объявил Вязьму своим опричным владением, его подручные произвели там «перебор людишек». В присутствии особой комиссии каждый вяземский дворянин должен был дать показания о своем происхождении, родстве жены и дружеских связях. Родство с боярами, столь высоко ценившееся прежде, могло теперь погубить карьеру служилого человека. В опричный корпус зачислялись незнатные дворяне, они и получали всевозможные привилегии. Прочих лишали их поместий и высылали из уезда. Судя по вяземским писцовым книгам, Дмитрий Годунов пережил все испытания и попал в опричный корпус в момент его формирования. Царь стремился вырваться из старого окружения. Ему нужны были новые люди, и он распахнул перед ними двери дворца. Так скромный вяземский помещик стал при­дворным. Служебные успехи дяди пошли на пользу племяннику и племяннице. Борис, по свидетельству его собственной канцелярии, оказался при дворе подростком, а его сестра Ирина воспитывалась в царских палатах с семи лет. Ирина Годунова была ровесницей царевича Федора, родившегося в 1557 г. Сироты водворились в Кремлевском дворце с момента провозглашения опричнины. Новую думу царя возглавили боярин Алексей Басманов и руководители главных опричных приказов – оружничий Афанасий Вяземский, постельничий Василий Наумов, ясельничий Петр Зайцев. Творцы опричнины доказывали необходимость сокрушить своевольную аристократию методами неограниченного насилия. Они провели свою программу в жизнь. Множество княжеских семей оказались, в изгнании, на восточной окраине государства, в первые же месяцы опричнины. Антикняжескую направ­ленность опричнина утратила через год. Иван IV вынужден был признать крушение своей политики и распорядился вернуть из ссылки большинство опальной знати. Дмитрий Годунов не принадлежал к плеяде учредителей опричнины. Свой первый думный чин он получил благодаря случайному обстоятельству – внезапной смерти постельничего Наумова. Годунов занял вакантный пост главы Постельного приказа в то время, когда первые страницы опричной истории были уже заполнены. Теперь ободренные уступками царя бояре требовали полной отмены опричнины. Верхи феодального сословия выражали недовольство. Трон зашатался. Иван тщетно искал примирения с земщиной. И тут испуганные вожди опричнины впервые прибегли к массовым казням. Волна террора вынесла на поверхность таких авантюристов, как Малюта Скуратов и Василий Грязной. Дела об измене множились изо дня в день. В страхе перед боярской крамолой Иван то помышлял об уходе в монастырь, то готовился бежать вместе с семьей в Англию. Но между тем не забывал и о Пыточном дворе. Вместе со Скуратовым подолгу не покидал его стен. По временам опричная братия искала успокоения в постах и молитвах. Примеряясь к будущей монашеской жизни, Иван исполнял роль игумена опричного братства. Оружничий служил келарем. Постельничему Годунову отводилась более скромная роль, но и он без сомнения надевал черный монашеский куколь (головной убор). Малюта Скуратов занимал одну из низших ступеней в монашеской иерархии: он числился пономарем и лихо звонил в колокол. Но слава о его «подвигах» облетела всю страну. Скуратов инспирировал чудовищный новгородский процесс, окончательно расчистивший ему путь к власти. Последними жертвами опричнины стали ее собственные творцы. Погибли боярин Басманов, оружничий Вяземский, ясельничий Зайцев. Среди высших дворцовых чинов уцелел один постельничий Годунов. Как посчастливилось ему избежать общей участи? Ссылка на личные взаимоотношения со Скуратовым не прояснит вопроса, ибо сами эти отношения развивались в рамках определенных учреждений. Союз Скуратова и Годунова возник под крышей Постельного приказа. Как особое учреждение Постельный приказ сложился при Алексее Адашеве, реформировавшем весь аппарат государственного управления. В то время его главой был Игнатий Вешняков, ближайший друг и сподвижник Адашева. С давних пор постельничие ведали «царской постелью», т. е. царским гардеробом. Им подчинялись мно­гочисленные дворцовые мастерские, в которых трудились портные, скорняки, колпачники, «чеботники» и другие искусные мастера. Постельный приказ пекся не только о бытовых, но и о духовных нуждах царской семьи. Его штаты включали несколько десятков голосистых певчих, составлявших придворную капеллу. Ко времени введения опричнины Постельное ведомство чрезвычайно разрослось. За его высшими служителями числилось более 5 тыс. четвертей поместной земли. Через руки постельничего проходили крупные денежные суммы. На одно лишь жалованье служителям и мастерам приказ тратил до тысячи рублей в год. Постельничим мог быть лишь расторопный и вездесущий человек, способный обставить жизнь царской семьи с неслыханной роскошью. Дмитрий Годунов вполне под­ходил для такой роли. Царь Иван дорожил домашними удобствами и не мог обойтись без его услуг. Постельный приказ заботился о быте и одновременно о повседневной безопасности первой семьи государства. В годы опричнины эта последняя функция приобрела особое значение (Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. Л., 1975, с. 11). Согласно «штатному расписанию» 1573 г., постельничему подчинялись постельные, комнатные, столовые и водочные сторожа, дворцовые истопники и прочая прислуга. В дворцовую стражу принимали лишь самых надежных и проверенных людей. Постельный приказ отвечал за охрану царских покоев в ночное время. С вечера постельничий лично обходил внутренние дворцовые караулы, после чего укладывался с царем «в одном покою вместе» (Исторический архив, т. IV. М.-Л., 1949, с. 30-37; ср.: Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1906, с. 294). В обычное время начальник внутренней дворцовой стражи был незаметной фигурой. В обстановке заговоров и казней он естественно вошел в круг близких советников царя. Можно ли удивляться тому, что Малюта Скуратов искал дружбы и покровительства влиятельного постельничего? Руководствуясь политическим расчетом, Скуратов выдал дочь за племянника Дмитрия Годунова. Так Борис оказался зятем всесильного шефа опричников. Царь во всем полагался на советы своих новых любимцев. По их наущению он казнил бояр, по их подсказке устраивал свою семейную жизнь. В 1571 г. в Александров­скую слободу свезли полторы тысячи невест. Грозный готовился к очередному браку. Заодно он решил женить наследника-сына и некоторых из своих опричных придвор­ных. Третьей женой Ивана стала Марфа Собакина. Выбор казался необъяснимым. На смотринах не было недостатка в красоте и здоровье, между тем как Собакина сохла на глазах. Новобрачную едва ли не из-под венца снесли на кладбище. Кому же понадобился столь несчастливый брак? Ответ на этот вопрос подсказывают свадебные росписи. Свахами Марфы Собакиной были жена Малюты и его дочь Мария Годунова. Скуратов и его зять подвизались в роли дружек царской невесты. Скуратовы и Годуновы старались любой ценой породниться с царской семьей. С Марфой им не повезло, зато удалось женить наследника на Евдокии Сабуровой. Сабу­ровы и Годуновы принадлежали к одному роду. В. О. Ключевский писал некогда, что Борис Годунов не запятнал себя службой в опричнине и не уронил себя в глазах общества. Но это не совсем верно. На самом деле Борис надел опричный кафтан, едва достигнув совершеннолетия. На службе в ведомстве дяди он вскоре же получил свой первый придворный чин. В качестве стряпчего Борис исполнял при дворе камергерские обязанности. В росписи придворных чинов об этих обязанностях говорилось следующее: «Как государь розбирается и убирается, повинны [стряпчие] с постельничим платейцо у государя принимать и подавть». В ночное время стряпчие «дежурили» па Постельном крыльце Кремлевского дворца. Будучи на опричной службе, Борис Годунов стал свидетелем многих бурных событий. Судилища и казни на глазах юного стряпчего перемежались разгульными пирами и монашескими бдениями. Тревожное опричное время мало благоприятствовало образованию Бориса. Младшие современники считали его вовсе неграмотным. Знаменитый дьяк Иван Тимофеев писал, что Борис от рождения и до смерти не проходил по «стезе буквенного учения» и «первый таков царь не книгочий нам бысть» (Временник Ивана Тимофеева. М.- Л., 1951, с. 56). Иноземцы с полной категоричностью заявляли, что Борис не умел ни читать, ни писать (Чтения в Обществе истории и древностей истории, 1911, кн. 3, с. 28). Однако современники допустили ошибку. Борис воспитывался в семье, не чуждой просвещению. На склоне лет Дмитрий Иванович охотно дарил монастырям книги из собственной библиотеки. Благодетель-дядя своевременно позаботился о том, чтобы обучить грамоте не только племянника Бориса, но и племянницу Ирину. Примерно в 20 лет Борис удостоверил подписью документ о пожертвовании родовой вотчины в костромской Ипатьевский монастырь (Там же, 1897, кн. 1, с, 6-7). Молодой опричник писал аккуратным, почти каллиграфическим почерком. Взойдя на трон, Борис навсегда отложил перо. Не стоит думать, что он разучился писать. Новый государь не желал нарушать вековую традицию, воспрещавшую коронованным особам пользоваться пером и чернилами. Как бы то ни было, но в юности Борис получил лишь начатки толкования. Современники не могли простить ему плохого знания Священного писания. Церковные книги оставались неотъемлемой составной частью любой программы обучения на Руси. Так что по меркам XVI в. Годунов был малообразованым человеком. Придворная интрига вела Годуновых от успеха к успеху, но они не испытывали уверенности. Кругом летели головы, и дядя с племянником, которым суждено было прожить долгую жизнь, предусмотрительно проявили заботу об устроении души, пожертвовав деньги и землю в родовой монастырь. Родство с царем, на которое Годуновы возлагали большие надежды, не принесло ожидаемых выгод. Евдокия Сабурова прожила с наследником менее года, после чего свекор отослал ее в монастырь. Нить, свя­зывавшая Сабуровых и Годуновых с царской семьей, оборвалась. Несколько месяцев спустя шведская пуля настигла Малюту Скуратова под стенами небольшой крепости в Ливонии. Борис лишился тестя, чья поддержка могла бы обеспечить ему стремительную карьеру. С отменой опричнины и смертью Малюты жизнь двора претерпела большие перемены. Годуновы готовились к худшему, но им и на этот раз удалось удержаться на по­верхности. Они проявляли редкую настойчивость в достижении раз поставленной цели. Не сумев сохранить родства с царевичем Иваном, они решили утвердиться при дворе его младшего брата – царевича Федора. Вступая в пятый брак, царь Иван объявил, что намерен женить младшего сына. Дмитрий Годунов поспешил взять дело в свои руки и сосватал царевичу свою племянницу Ирину Годунову. В облике Федора явственно проглядывала печать вырождения. Его хилое тело венчала непропорционально маленькая голова. Это был умственно неполноценный человек, казавшийся на редкость нежизнеспособным. Но все эти пороки не имели большого значения в глазах постельничего и его племянника. Опричная армия была частично распущена, частично реорганизована. Преемником опричнины стал «двор». «Дворовую» думу возглавили боярин Василий Умной-Колычев и окольничий князь Борис Тулупов. В состав «дворового» корпуса вошли избранные опричники, прошедшие многократные чистки. В связи с переходом на «дворовую» службу Дмитрий Годунов получил повышение. Царь пожаловал ему думный чин окольничего. Новое правительство пыталось умиротворить государство, потрясенное опричным террором. Но оно не успело выполнить свою задачу и распалось под влиянием внут­ренних разногласий. Бояре Колычевы оказались втянутыми в острый местнический конфликт с Годуновыми и Сабуровыми. Дмитрий Годунов затеял тяжбу с Василием Умным-Колычевым, а Богдан Сабуров добился того, что боярин Федор Умной-Колычев был выдан ему головой. Годуновы не успокоились, пока не уничтожили своих про­тивников. Одержимый подозрениями царь Иван приказал казнить своих самых доверенных советников – Василия Умнова и Бориса Тулупова. Первое послеопричное прави­тельство пало. Переворот принес Борису Годунову прямые выгоды. За некое «бесчестье» он получил вотчину казненного Тулупова. Мы никогда не узнаем, какому оскорблению под­вергся Годунов. Но его обидчик полностью оплатил счет, угодив на кол. Со временем Борис постарался избавиться от неправедно нажитого имения. Едва Грозный умер, как он, с благословения Федора, передал тулуповскую вотчину в монастырь. Годунов наказал монахам молиться за погубленных бояр братьев Колычевых, Бориса Тулупова и его мать (княгиня Анна Тулупова погибла вместе с сыном) (Центральный государственный архив древних актов, ф. 181, № 141, л. 91).Борис сделал благочестивое дело, но не было ли в его жесте признания своей вины? В характере Бориса не было ни жестокости, ни склонности к кровопролитию, но он уже начал свое восхождение к вершинам власти… Царь Иван, разгромив мнимый заговор в «дворовой» думе, занялся организацией новой опричнины, получившей наименование «удела». Он фиктивно передал власть в государстве крещеному татарскому хану Симеону Бекбулатовичу, объявленному «великим князем всея Руси», а себе оставил титул «удельного» князя Московского. Не желая брать на службу старое опричное дворянство, Иван включил в «удел» города Псков, Ростов и Ржеву. Эти земли никогда не были опричными. Местные дворяне, слу­жившие до того в земщине, вошли в «удельную» армию. С помощью новых преторианцев «удельный» владыка разгромил второй новгородский заговор. Жертвами царской подозрительности стали на этот раз бывший сподвижник опричных властей в Новгороде архиепископ Леонид, игумен опричного Симонова монастыря, старые опричные бояре Бутурлины и Борисовы. Казни в «уделе» довершили дело, начатое Малютой Скуратовым. Погибли почти все уцелевшие члены старого опричного руководства. Лишь Дмитрий Годунов и некоторые думные дворяне благополучно пережили новую чистку. «Удильную» думу Грозного возглавили Афанасий Нагой, не служивший в опричнине, и Богдан Вельский, игравший в опричнине скромную роль. Отмена «удела» не повлекла за собой нового «перебора людишек». До последних дней жизни Грозного ключе­вые посты в правительстве занимали бывшие правители «удела» Польские, Нагие да Годуновы. «Двор» так и не был распущен, но кровавые казни в Москве прекратились. После гибели царевича Ивана Грозный пожертвовал монастырям колоссальные суммы на помин души нарубленных им людей. «Прощение» опальных стало гарантией того, что опалы и гонения на бояр не повторятся. Другой гарантией стал царский указ, грозивший холопам жестокими карами на ложные доносы. Смерть ждала всякого, кто попытался бы необоснованно обвинить бояр в государственной измене. Под конец жизни царь почти вовсе перестал пополнять обе думы боярами. Исключение было сделано для одних Годуновых. Бывший вяземский помещик Дмитрий Годунов удостоился боярского чина. Его многолетняя служба в составе опричнины, «двора» и «удела» получила высшую оценку. За 30-летним Борисом Годуновым не числилось никаких государственных заслуг, но и его царь возвел в боярское достоинство. Даже родня Бориса, Степан Годунов, стал окольничим. Успехи Годуновых выглядели исключительными, но будущее по-прежнему внушало им немало тревог. В годы опричнины царь Иван объявил наследником старшего сына Ивана и отказал ему по завещанию большую часть государства. Но он не желал обделить младшего сына Федора и распорядился дать ему удельное княжество, по размерам превосходившее многие европейские государства и включавшее древние города Суздаль, Ярославль и Кострому со многими волостями и селами. Удельные князья были крамольниками по самому своему положению. Московская история почти не знала случаев их ненасильственной смерти, особенно при смене лиц на троне. Царя тревожила мысль о возможном соперничестве сыновей, но он надеялся, что благоразумие и ловкость Годуновых помогут предотвратить распри в царской семье после образования удельного княжества Федора. Царь постоянно возлагал на Годуновых заботу о младшем сыне. Отправляясь в военные походы, он оставлял Федора в безопасном месте под их присмотром. Положение Бориса было весьма почетным, но оно ограничивало поле его деятельности стонами дворца. Когда одни его сверстники служили в приказных и дипломатических ве­домствах, а другие обороняли крепости от врагов, Борис усердно постигал тайны дворцовых интриг. В конце Ливонской войны в царской семье произошли события, круто изменившие судьбу Годуновых. В ноябре 1581 г. царь поссорился со старшим сыном и в припадке гнева избил его заодно с беременной женой, у которой случился выкидыш. От страшного нервного потрясения и побоев царевич Иван слег и вскоре умер. Смерть старшего брата открыла перед Федором путь к трону. Окружению Федора эта смерть была исключительно выгодна, Случись все позже, молва непременно обви­нила бы Бориса и в этой трагической случайности. Но Годунов не успел еще навлечь на себя ненависть бояр, и на первый раз клевета миновала его. Более того, поздние легенды выставили поведение Бориса в выгодном для него свете. Царский любимец будто бы пытался заступиться за наследника перед отцом, за что был жестоко избит и тяжко заболел. Источник, сохранивший эту легенду, не отличается достоверностью. Однако факт остается фактом. Трагедия в царской семье испортила отношения между Грозным и его любимцем. На то были свои причины. Пока царевич Иван был жив, отца не слишком волновали семейные дела Федора. В течение многих лет у Федора не было детей. Бездетность будущего удельного князя отвечала высшим государственным интересам. Когда Федор стал наследником престола, положение изменилось. Сохранение его брака с Ириной Годуновой неизбежно обрекало династию на исчезновение. «Бесплодие» Ирины давало царю удобный предлог для развода сына. Борис Годунов всеми силами противился этому. Развод грозил разрушить всю его карьеру. Строптивость любимца вызвала гнев Ивана. Надломленный горем, царь не осмелился поступить с младшим сыном так же круто, как со старшим. А уговоры не помогали. Царевич и слышать не желал о разлуке с женой. Годунова далеко превосходила мужа по уму и была гораздо практичнее его. За многие годы замужества она приобрела над Федором большую власть. Но Иван все же нашел способ выразить отрицательное отношение к браку Федора с Годуновой. Не питая иллюзий насчет способности Федора к управлению, Грозный поступил так, как поступали московские князья, оставляя трон малолетним наследникам. Он вверил сына и его семью попечению думных людей, имена которых назвал в своем завещании. Считают обычно, что во главе опекунского совета царь поставил Бориса Годунова. Критический разбор источников обнаруживает ошибочность этого мнения. Через несколько месяцев после кончины Грозного его лейб-медик послал в Польшу сообщение о том, что царь назначил четырех регентов (Никиту Романова-Юрьева, Ивана Мстиславского и др.). Очевидец московских событий англичанин Горсей в одном случае упомянул о четырех боярах, в другом о пятерых. Горсей деятельно ин­триговал в пользу Бориса, и это нередко побуждало его фальсифицировать, известные ему факты. По утверждению Горсея, главным правителем Иван IV сделал Бориса Годунова, а в помощники ему определил Ивана Мстиславского, Ивана Шуйского, Никиту Романова и Богдана Бельского. Но кто-то из названных лиц в действительности не фигурировал в царском завещании. Осведомленный московский писатель, автор «Иного сказания», упоминает в качестве правителей Шуйского, Мстиславского и Рома­нова. Принадлежность их к регентскому совету в самом деле не вызывает сомнения. Следовательно, из списка регентов надо исключить либо Бельского, либо Годунова. Разрешить сомнения помогает записка австрийского посла Николая Варкоча. Австрийский двор поручил ему любым способом ознакомиться с завещанием Грозного. Посол сумел получить требуемые сведения. «Покойный великий князь Иван Васильевич,- писал Варкоч,- перед своей кончиной составил духовное завещание, в котором он назначил некоторых господ своими душеприказчиками и исполнителями своей воли. Но в означенном завещании он ни словом не упомянул Бориса Федоровича Годунова, родного брата нынешней великой княгини, и не назначил ему никакой должности, что того очень задело в душе» (Haus-, Hof- und Staatsarchiv (Wien), Russland I, Fasz. 3, fol. 62-64). Обстоятельства властно принудили Грозного ввести в регентский совет представителей знати, с которой он тщетно боролся всю жизнь. Из четырех регентов двое – удельный князь Иван Мстиславский и боярин князь Иван Шуйский – принадлежали к самым аристократическим фамилиям России. Мстиславский был человеком бесцвет­ным. Зато Шуйский был личностью незаурядной, а о его военных заслугах знала вся страна. Героическая оборона Пскова спасла Россию от вражеского нашествия и полного разгрома в конце Ливонской войны. Шуйский был героем псковской обороны. Регент Никита Романов-Юрьев доводился дядей царю Федору и также представлял верхи правящего боярства. И только один Вельский был худородным деятелем опричной формации. Такие любимцы Грозного, как Нагой и Годуновы, остались не у дел. Первый казался опасен своими тайными помыслами о приобретении короны для внучатого племянника царевича Дмитрия. Годуновы несомненно воспрепятствовали бы разводу Федора с бездетной Ириной. Завещание Грозного нанесло смертельный удар честолюбивым замыслам Годуновых. В качестве ближайших родственников Федора они готовились теперь забрать бразды правления в свои руки. Чтобы достичь власти, оставалось сделать один шаг. Именно в этот момент на их пути возникла непреодолимая преграда, воздвигнутая во­лей царя Ивана,- регентский совет. При жизни Грозного его воля оказывала на события решающее влияние. Но с его смертью все переменилось.

Оставьте первый комментарий

Отправить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.


*