Во след за веком век бежал

“Все, что ни делается, делается к лучшему в этом лучшем из миров”, –  меланхолично утверждал один из литературных героев XVIII века. У греков же не  было еще за спиной богатого исторического опыта, и бодрая идея прогресса далеко  не всем приходила в голову. Что этот мир -лучший, сомнений не вызывало: ведь  других миров попросту не существовало. И греки знали: все, что ни делается, – неотвратимо. Но к лучшему ли это?  Популярный миф наводил на иные размышления. Первые люди жили беззаботно, не зная трудов, болезней и старости. Сытые,  довольные собой и богами, они проводили время в развлечениях и пирах. Умирали же  спокойно, незаметно, будто отходя ко сну. Никто никому не завидовал, ни с кем не  соперничал – мир и согласие царили на земле. Таким был золотой век. “Не та нынче молодежь, то ли дело в наше время!” Эта традиционная фраза,  которую произносит до сих пор каждое взрослое поколение, самодовольно уверенное  в своих неповторимых достоинствах, вероятно, впервые прозвучала, когда на смену  золотому пришел серебряный век. Действительно, молодежь стала не та. Второе  поколение оказалось слабее и духом и телом. Правда, люди по-прежнему жили долго:  до 100 лет они считались неразумными и росли под надзором матерей. Плоды столь  длительного домашнего воспитания были весьма печальны: вступив на путь  самостоятельной жизни (а срок ее был невелик), избалованное второе поколение  старалось наверстать упущенное и снисходительно поглядывало на старомодных  родителей, робко заикавшихся насчет того, что не вредно бы вести себя несколько  сдержанней и умнее. Дошло до того, что богам перестали приносить жертвы на  алтарях, перестали уважать не только святыни, но и друг друга. Возникли распри,  начались насилия. Не в состоянии спокойно смотреть на такое вырождение, Зевс  упрятал это поколение под землю. Наступил медный век: третье поколение олимпиец создал из древка своего  копья. Но ничего хорошего все равно не получилось. Медные люди признавали лишь  один культ-культ силы. Доводы рассудка достаточно убедительно заменял кулак.  Война стала их основным занятием. Гигантского роста, наделенные огромной силой,  жестокие и упрямые, они не могли придумать ничего лучшего, как поголовно  истребить друг друга. Но Зевс был неутомим и создал четвертое поколение. Оно принципиально  отличалось от прежних – то были герои, в чьих жилах текла божественная кровь.  Эти полубоги тоже были могучими и смелыми, но к тому же они научились уважать  справедливость и человеческое достоинство. Правда, вскоре выяснилось, что одни и  те же поступки люди оценивают по-разному, и в бесплодных спорах почему-то никак  не рождается истина. Пришлось защищать эту истину с оружием в руках. И герои  столь отчаянно боролись за правду, что, в конце концов, не осталось на земле ни  одного полубога. Одни погибли в грандиозном сражении под Фивами, причина  которого была чрезвычайно убедительна: два брата, управлявших городом,  царствовали поочередно, и в правление одного второй обязан был отправляться в  изгнание. Достаточно было однажды нарушить этот закон, чтобы разгорелась война. Другие пали у стен Трои во имя того, чтобы вернуть спартанскому царю  Менелаю его легкомысленную супругу, которая предпочла солидному, уважаемому  правителю юного красавца Париса. Так или иначе, непримиримые идейные противники, сведя счеты с жизнью,  отправились в подземное царство, правда, не туда, куда попадали обычные  смертные, а в особый уголок, специально отведенный для праведников, – на Остров  блаженных. И вот наступил последний, железный век. Пришло поколение обычных,  маленьких, беззащитных людей, задавленных заботами о хлебе насущном, изнуренных  тяжким трудом. Именно о них – своих современниках – поведал нам живший в VIII  столетии до нашей эры Гесиод, подробно пересказавший поучительный миф о пяти  веках в поэме “Труды и дни”. Если бы мог я не жить с поколением пятого века! Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться. Чем может похвастаться железный век? Тем, что в мире зло побеждает добро?  Что скромность и честность отступают перед богатством и ложью? Что люди завидуют  друг другу и чинят насилия? Что богини Совесть и Правосудие покинули землю,  лишив ее обитателей защиты от бед и несправедливости? Гесиод, правда, не теряет надежды – ведь все зависит от богов. Не зря же  30 тысяч соглядатаев регулярно сообщают Зевсу обо всех земных делах. И если он  до сих пор ничего не предпринимает, то ему виднее: значит, так надо. И люди  должны покорно ждать своей судьбы – не им судить о действиях верховного владыки! Прямо скажем, подобный оптимизм держится на довольно шатком основании. В  особенности если вспомнить еще один миф, который отнюдь не вселяет уверенности в  добрых намерениях олимпийцев. Оказывается, Зевс уже с давних пор ревниво заботится о смертных. Для их же  блага он старался, чтобы они были лишены разума (мифы не допускают мысли, что  Зевс при этом, пожалуй, больше беспокоился о себе!). Для их же пользы он спрятал  под землей источник жизни – пищу, тем самым, заставив людей трудиться в поте  лица. Но нашелся смельчак, который восстал против подобной политики. Титан  Прометей украл из кузницы Гефеста божественный огонь и подарил его людям. Он  обучил их искусствам, ремеслам и радовался тому, что они стали умнее, а жизнь их  – счастливее. Единственное, что осталось им недоступным, – это искусство  управления государством, тайна, которую Зевс тщательно скрывал (а может быть,  просто считал, что его уроки не пойдут впрок). И хотя нет сведений о дискуссиях  между Зевсом и Прометеем на политические темы, ясно, что деятельность титана  возмущала олимпийца: ему пытались внушить чудовищную мысль, что не смертные  существуют для блага владык, а наоборот. И разгневанный царь богов отомстил людям. По его приказу Гефест вылепил из  глины прекрасную девушку, Афродита дала ей неотразимую прелесть, Афина одела ее  в изысканные одежды, научила тканью и прядению, Гермес наделил ее лживой душой и  научил льстивым, коварным речам. В общем, каждый бог внес свой посильный вклад в  создание существа, которое должно было принести несчастье всему человечеству.  Назвали эту девушку Пандорой (то есть “Наделенной всеми дарами”) и выдали замуж  за брата Прометея – глупого и доверчивого титана, прятавшего в своем доме  таинственный сосуд, который запрещено было открывать. Что там хранилось, никто  не знал: известно было лишь, что поднять его крышку – значило принести  несчастье. Пандору, естественно, это не остановило. Она открыла сосуд и… Разлетелись  по свету беды, заботы, болезни. Неслышно блуждают они с тех пор по земле,  незаметно подкрадываются к людям: Зевс лишил их голоса, чтобы никто не смог  избежать того, что ему предназначено. А на дне сосуда, который торопливо закрыла Пандора, осталась лишь не  успевшая вылететь Надежда. Ее дарить смертным Зевс не собирался. И все-таки греки надеялись. На что? На то, на что надеется каждое  поколение, когда понимает, чего оно хочет и чего не может осуществить, – на  будущее. Как оно выглядело, это грядущее светлое царство, о котором мечтали  древние? Над проектами идеального государства ломало голову немало античных  философов. Многое не устраивало их в современной им действительности: люди злы,  корыстны, несправедливы; их интересы сталкиваются, и это приводит ко лжи,  насилию, кровавой борьбе. Как образумить их? Где тот корень зла, который надо  вырвать, чтобы установить согласие между гражданами? И философы действительно смотрели в корень. Они не очень-то верили, что  человек испорчен по своей природе. Пифагор, например, считал, что люди получили  от богов две блаженные способности: говорить правду и творить добро. Тем не  менее, редко кто делает и то и другое. Причина? Корысть. Зависть. Стремление к  богатству.
Бог-слепец. Богатство-Плутос, Лучше б нам тебя не видеть – Все несчастья от тебя, –
писал античный поэт. Даже в мифах рассказывалось о том, как суровый  Геракл, очутившись на Олимпе, не захотел беседовать с Плутосом: “Его я невзлюбил  еще на Земле, увидев, как он дружен с дурными людьми”. А Гераклит из Эфеса,  весьма мрачно смотревший на мир и получивший прозвище “Плачущий философ”, под  конец жизни покинул родной город, разочаровавшись в согражданах. На прощанье же  он пожелал им: “Да не покинет вас богатство, эфесцы, чтобы вы осрамились из-за  своей подлости!” Устами героя одной из своих трагедий Софокл говорит, что Деньги – зло Великое для смертных. Из-за денег Обречены на гибель города, И отчий кров изгнанник покидает; И, развратив невинные сердца, Деяниям постыдным учат деньги, И помыслам коварным, и нечестью. Это место приводит К. Маркс в первом томе “Капитала” как иллюстрацию того,  что “античное общество поносит деньги как монету, на которую разменивается весь  экономический и моральный уклад его жизни”. Во многих греческих городах-особенно таких, как Спарта, осуждали роскошь и  праздность, потому что они делают людей изнеженными, ленивыми и… тупыми. Но  мудрецы смотрели глубже. Они видели опасность в том, что богатство разделяет  людей, уничтожает их достоинство, свободу, честность, порождает неравенство.  Потому так часто в греческой истории ставили в пример политиков и полководцев,  славившихся своим бескорыстием, а значит – неподкупностью и справедливостью:  фиванца Эпаминонда, афинян Аристида, Эфиальта, Фокиона. Полководцу Фокиону однажды Александр Македонский прислал в дар огромную  сумму денег. “Почему он мне дает эти деньги?” – спросил афинский вождь. “Потому,  – ответили ему, – что тебя единственного из афинян царь считает достойным  человеком”. Фокион оказался на высоте: “Так пусть же он позволит мне таким и  остаться”. А правитель Эфиальт не принял дорогого подарка от друзей, сразив их  неопровержимым доводом: “Это заставит меня в угоду вам подчас жертвовать  законом, или же я стану в ваших глазах неблагодарным”. Итак, истинный корень зла – богатство, собственность. Следовательно, чтобы  сделать людей равными и свободными, не зависящими друг от друга, не опасающимися  говорить истину, надо уничтожить богатство. Точнее- иначе распределить его. Но  кто будет заниматься этим? Кому же люди станут подчиняться? На этот счет  единодушия среди древних ученых не было. Одни отстаивали демократическое  устройство и утверждали, подобно философу Демокриту, что даже “бедность при  демократии настолько же пред- почтительнее так называемого благополучия граждан  при царях, насколько свобода лучше рабства”. Другие, разочаровавшись в народе, презрительно относились к толпе и  руководителям, послушно угождавшим ее вкусам и требованиям. В одной из трагедий  Софокла пастухи говорят о своих стадах: Да, мы их господа, и мы же их рабы; Хотя они молчат, но мы покорны им.
Античные историки не раз обращали внимание на то, что честолюбцы,  пробравшиеся к власти, заигрывают с народом, демагогически обещают ему  немедленное исполнение всех его требований и уничтожение всех бед. Плутарх  заметил, что “государственные мужи, жаждущие славы, – слуги толпы и только по  имени ее правители”. Так, может быть, и вовсе пренебречь мнением сограждан? Как в той же  Спарте, например? Избранные управляли городом, не тратя времени на бесплодные  дискуссии. Они требовали лишь одного – беспрекословного повиновения. Как писал  Плутарх, главной силой, которой держится государство, они считали страх, ибо  “больше всего толпа почитает тех, кого боится”. И среди многих храмов,  воздвигнутых в Спарте, был один, которым особенно гордились, – храм, посвященный  Страху. У философов же эта несокрушимая идея, которая позднее нашла ретивых  защитников во многих странах, не вызывала восторга. Страх калечит людей,  утверждали они, – и тех, кто его испытывает, и тех кто его внушает. Значит,  нужны другие методы для идеального государства. Один из крупнейших мыслителей древности, Платон, предлагает проект  общества, основанного на добродетели, то есть справедливости. Как и многие его  современники, Платон высказывал недовольство афинской демократией, недостатки  которой со временем становились все ощутимей. По мнению Платона, демократия  разрушила единство и порядок в государстве, расколола его на враждующие классы и  партии, завидующие друг другу. А “неумеренная свобода демоса” привела к тому,  что на каждом шагу нарушаются законы, люди не уважают ни себя, ни правительство;  даже собаки, лошади и ослы, преисполненные свободы, отказываются повиноваться  человеку. О рабах и говорить нечего: распущенные и дерзкие, они вообще себя  ведут, как свободные граждане. Все необходимо решительно изменить. В двух своих сочинениях –  “Государство” и “Законы” – Платон разрабатывает схему идеального общественного  устройства. Граждане делятся на три класса, которые непреодолимой пропастью  отделены от рабов: “Ведь рабы никогда не станут друзьями господ, так же как люди  негодные не станут друзьями людей порядочных, даже если будут занимать  должности, пользующиеся одинаковым почетом”. В этом, между прочим, Платон не  оригинален. Мысль о том, что рабы не люди, а просто говорящие орудия, вещи,  господствовала в тогдашней общественной психологии, я лишь единицы осмеливались  утверждать, что от рождения все люди одинаковы и рабом человека делает лишь  несчастное стечение обстоятельств. Самый многочисленный слой граждан, по Платону, – ремесленники (к которым  относятся также торговцы и земледельцы). Они кормят все общество и удовлетворяют  насущные потребности страны. Главная их добродетель – обуздание своих страстей,  умеренность и ограничение желаний. Специальные чиновники следят за их мыслями и  поступками. Но государство нуждается, кроме пищи, одежды и т. п., еще и в защите. Эту  роль выполняют стражи. Поставлены они в особые условия: ничто не должно  отвлекать их от строгих и священных обязанностей. “Все общее среди друзей”, –  пишет Платон и лишает их права иметь собственность, обзаводиться семьей. Наконец, высший класс – правители-философы. Эти мудрецы ничего общего не  имеют со столь ненавистными Платону руководителями афинской демократии. Не  дешевая популярность или воинские заслуги приводят философов к власти, а долгие  годы занятий науками. Только тот, кто образован и умен, имеет право управлять  людьми. И “пока не будут философы царствовать или цари искренне философствовать,  пока государственная сила и философия не совпадут в одно, дотоле человеческий  род не дождется конца злу”. Правители учат народ, заботятся о его благе- независимо от того, хочет он  этого или нет, ибо народ-дитя, неспособный понимать истину. Философы не обязаны  убеждать кого-либо в справедливости своих решений. Они непогрешимы и  бесконтрольны, заранее все могут предусмотреть и не нуждаются в советчиках. Их  мудрость гарантирует всеобщее благо. Государственное устройство Платона напоминает кое-чем аристократическую  спартанскую “общину равных”. Да и сам философ обращался к истории, чтобы  подкрепить свою правоту. В диалогах “Тимей” и “Критий” он подробно рассказывает  о древнейшем, пре-афинском государстве, якобы существовавшем 9 тысяч лет назад,  в эпоху величайшего расцвета его родины. Там жили люди, “прославленные красотой  тела и различными доблестями”. Они разделялись на классы: жрецов, пастухов,  охотников, земледельцев, художников и воинов. Такой порядок установила богиня Афина. “Любя войну и мудрость, она выбрала  место, которое должно было давать мужей, более всего ей подобных. И они жили,  пользуясь такими законами и все совершенствуя свое благоустройство, так что  превзошли добродетелью всех людей, как это и подобало сынам и потомкам богов”. Правда, потом этот удивительный народ исчез с лица земли в результате  грандиозной стихийной катастрофы (“когда происходили землетрясения и потопы”), и  не осталось никаких следов его существования. Ничего не сообщают о нем и мифы.  Поэтому столь детальное описание Платоном нравов и государственного устройства  предков афинян поневоле внушает мысль, что мы имеем дело лишь с вымыслом  философа, своего рода патриотической фантазией, придуманной им для пропаганды  его социально-политической теории. Конечно, Платон не мог предвидеть будущего. Быть может, он усомнился бы в  реальности своих планов, если б узнал, как в XVIII веке игриво флиртовали с  философами такие самодержцы, как прусский король Фридрих Второй, обласкавший  Вольтера, или русская императрица Екатерина Вторая, клявшаяся в верности идеалам  Дидро. Немало находилось подобных покровителей философии, которые боролись за  справедливость – правда, полагая при этом, что самое справедливое на свете – это  их собственная власть. В народе же сохранялись свои представления об идеальном государстве. Это  царство будущего удивительным образом напоминало времена далекого прошлого. Для  эллинов это был легендарный золотой век: всеобщее изобилие, всеобщее равенство,  отсутствие забот и отсутствие собственности. Отголоски подобных представлений можно найти уже у Гомера. В “Одиссее” мы  встречаемся с первой из известных нам литературных утопий – описанием идеального  государства феаков. Этот мифический народ жил на острове Схерия, который многие ученые  отождествляют с нынешним островом Корфу. Уйдя от прежних беспокойных соседей –  Циклопов, феаки поселились здесь во главе с сыном Посейдона и построили город с  крепкими стенами, широкими площадями, храмами и дворцами. Феаки считались  любимцами богов, которые нередко являлись на их пиры. Особенно  покровительствовал им Посейдон, сделавший их искуснейшими мореходами, не  знающими страха. Одиссей, потерпевший, крушение и выброшенный волнами на берег Схерии, с  изумлением глядит на обширную гавань и бесконечный ряд удивительных кораблей.  Ему объясняют:
Нам, феакийцам, не нужно ни луков, ни стрел; вся забота Наша о мачтах, и веслах, и прочных судах мореходных; Весело нам в кораблях обтекать многошумное море… Кормщик не правит в морях кораблем феакийским; руля мы, Нужного каждому судну, на наших судах не имеем – Сами они понимают своих корабельщиков мысли, Сами находят они и жилища людей и поля их Тучнообильные; быстро они все моря обтекают, Мглой и туманом одетые. Нет никогда им боязни Вред на волнах потерпеть иль от бури в пучине погибнуть.
Все на этом сказочном острове носит отблеск золотого века. Дворец царя  Алкиноя излучает сияние – золотом, серебром, медью сверкают стены, двери и  карнизы, украшенные драгоценностями. Ворота охраняют создания Гефеста – живые и  бессмертные золотые псы! В огромном саду круглый год плодоносят деревья,  созревает виноград. Богатая земля, разделенная на участки между жителями, дает  обильные всходы, а пристани завалены привезенными издалека товарами. Весело и беззаботно проводят свои дни феаки. Они устраивают пышные пиры,  состязания атлетов, наслаждаются пением и танцами. Они всегда веселы и беспечны,  тем более что трудятся на острове в основном рабыни: собирают урожай, молотят  зерно, прядут пряжу, изготовляют ткани. Но никто здесь не жалуется на судьбу: мир и согласие царят среди граждан.  Управляют ими Алкиной, внук Посейдона, и вожди из знатных родов, с которыми он  советуется о делах государства: Областью нашею правят двенадцать владык знаменитых, Праведно-строгих судей; я – тринадцатый, главный. Дворец его всегда полон гостей: царь любит пировать и веселиться вместе со  своим народом. Поистине золотые нравы господствуют в этой стране: жители ее  спокойны и миролюбивы, не знают зависти и коварства, пороков и преступлений.  Гордясь своей добродетелью, феаки ревностно оберегают себя от разлагающих  влияний извне. Даже покупая товары в других землях, они никого не зовут к себе и  очень настороженно относятся к чужестранцам. Таким казалось в гомеровскую эпоху идеальное государство, царство веселья  и мудрости, где жизнь полна блаженства. По существу, это изолированное  аристократическое государство, сохранившее патриархальные порядки и обычаи,  которых не коснулось время. Позднее представления о наилучшем государственном устройстве менялись –  под влиянием различных философских учений, а главным образом благодаря  накапливавшемуся историческому опыту. Однако воспоминания о золотом веке  оказались весьма живучи – и не только в литературных произведениях. Ежегодно  греки, а затем и римляне ликовали на празднике, посвященном богу Крону, с именем  которого связывали эту далекую и блаженную пору. Кронии (в Риме их называли  Сатурналии, так как греческий Крон у римлян именовался Сатурном) отмечались  необыкновенно пышно. Царило всеобщее необузданное веселье, дни проходили в играх  и пирах, все делали друг другу подарки. Но самое удивительное то, что все  установившиеся порядки переворачивались вверх ногами. В Риме, например, в  течение недели (с 17 до 24 декабря) приостанавливались все общественные дела,  прекращалось судопроизводство, школьники освобождались от наказаний. За столом  рабы сидели вместе с хозяевами, могли напиваться, насмехаться над ними; и никто  не мог упрекнуть их за то, за что в иное время их избили бы палками или бросили  в тюрьму. Но мало того, что рабам давали свободу слова, господа еще обязаны были  прислуживать им и терпеливо сносить все унижения, обычно выпадающие на долю  слуг. Справедливость торжествовала. Правда, лишь на короткий срок. А потом  наступало горькое похмелье. Возвращение к “золотому веку” выглядело как злая  пародия. Стоило ли становиться калифом на час, чтобы через неделю еще горше  ощутить свое подневольное положение! И смельчаки искали другой выход. Если уже идти вспять, то бесповоротно.  Если уничтожать сословия и неравенство, то навсегда. И вот появляется роман- утопия греческого писателя Ямбула, жившего в III-II веках до нашей эры, о  путешествии в сказочную страну-“Государство Солнца”. Там царят нравы “золотого  века”; нет угнетения и раздоров, имущество – общее, детей воспитывает весь  коллектив свободных и равноправных граждан, которыми руководят старейшины.  Жители объединяются в роды и союзы, по очереди выполняют различные работы в  ремесле, сельском хозяйстве, обслуживании и управлении. Главным божеством  является Солнце, и вся страна – его собственность. В это идеальное царство нет  доступа посторонним, и автор с грустью сознается, что ему и его спутникам не  разрешили поселиться на острове из-за испорченности их нравов. Роман был, конечно, чисто утопическим, но в нем- в который уже раз в  истории! – вновь возникал роковой вопрос: что было раньше – яйцо или курица?  Сначала идеальное общество, а потом воспитанные им образцовые граждане или  сначала добродетельные мужи, которые – в соответствии со своей чистотой и  добропорядочностью – создадут это общество? Сколько было примеров того, как те  или иные реформы и законы – пусть самые совершенные – искажались, уродовались,  развенчивались людьми, взявшимися за их осуществление, но явно не подходящими к  этой роли! И все-таки роман не прошел бесследно. Государство Солнца действительно  было создано. Его назвали в честь бога Гелиоса-Гелиополис, а жители именовали  себя гелиополитами. Это случилось в 133 году до нашей эры в Пергамском царстве. Неожиданно скончавшийся царь Аттал III был сказочно богат и невероятно  своенравен. Видимо, Гелиос потерял всякое терпение, наблюдая за проделками этого  деспота, и решил вмешаться. Вопреки обычному долголетию пергамских правителей,  Аттал царствовал всего пять лет и умер от… солнечного удара. Но и после смерти  он все-таки сумел насолить всем: в своем завещании передал цветущее царство и  огромные сокровища не своим законным наследникам, а Римской державе. И тогда его сводный брат Аристоник поднял восстание возглавив рабов и  свободных, и попытался, разгромив римлян, учредить Солнечное царство. Отчаянная  трехлетняя борьба закончилась поражением восставших и гибелью их вождя. Но  авторитет Гелиоса отнюдь не был поколеблен. На много веков он остался в памяти  как бог обиженных и угнетенных, поборник справедливости. Идея же Солнечного  царства через 1700 лет проникла сквозь тюремные затворы неаполитанской тюрьмы и  вдохновила ее узника на создание смелого утопического проекта будущего общества,  основанного на коммунистических принципах. Имя его высечено на обелиске,  сооруженном у кремлевской стены, среди тех, чьи труды подготовили теорию  научного коммунизма. Его звали Томмазо Кампанелла. Он был автором всемирно  известного “Государства Солнца”.

Арский Ф. В стране мифов

Оставьте первый комментарий

Отправить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.


*