p. Rose (Arist. fr. 84) . Хорошая жена должна править хозяйством в доме, заботясь обо всем согласно писаным законам, не разрешая входить никому без ведома мужа, особенно остерегаясь пагубных для души пересудов сплетниц. И что происходит в доме, пусть знает только она одна, а если случается что-нибудь дурное от входящих, то ответствен муж. Она должна быть хозяйкой в расходах и тратах на удовольствия, если, конечно, их позволит муж, иметь расходов, нарядов и украшений даже меньше, чем дозволяют законы полиса, и иметь при этом в виду, что жену украшают не столько красивые наряды и обилие золота, сколько умеренность во всем и стремление к достойному и порядочному образу жизни. И действительно, такое украшение показывает благородство души и вернее принесет в старости заслуженные похвалы ей и ее детям. Таким образом, пусть жена сама приучается быть умелой хозяйкой в таких делах (так как мужу кажется недостойным знать о том, что делается в доме); но во всем другом пусть она стремится повиноваться мужу, не интересуясь политическими вопросами и не занимаясь устройством каких бы то ни было дел, которые могут иметь отношение к браку. И когда настает время выдавать замуж или женить своих сыновей и дочерей, пусть и тогда она повинуется мужу во всем, а вместе с тем обдумывает и следует тому, что он велит, считая, что не так зазорно мужу устраивать некоторые домашние дела, как жене — интересоваться вне домашними делами. Но настоящая жена должна считать, что нравы ее мужа назначены как закон для ее жизни, так как они назначены ей богом вместе с браком и судьбой, и если только она будет переносить их терпеливо и смиренно, ей легко будет управлять домом, а иначе — будет труднее. Поэтому она должна жить в согласии с мужем и выполнять его волю не только тогда, когда у него благополучие в делах или какая-нибудь слава, но и при невзгодах. А если что-нибудь будет упущено в делах явно по болезни или по неведению, пусть и при этом она говорит самое лучшее и будет услужлива, как положено, но только пусть не поступает безобразно или недостойно себя и пусть не будет злопамятной, если муж сгоряча в чем-то был несправедлив к ней, и пусть совсем не жалуется, будто это сделал он, а припишет это болезни и неведению, и случайным заблуждениям. Чем внимательнее относиться в таких случаях, тем благодарнее будет тот, за кем ухаживали, когда он избавится от болезни; и если он будет требовать то, что вредно, а жена не исполнит этого, он очень хорошо поймет это, излечившись от болезни. Поэтому она должна остерегаться такого, а во всем остальном быть в услужении гораздо более внимательной, чем если бы она попала в его дом купленной: и действительно, она была куплена дорогой ценой — совместной жизнью и рождением детей, выше и священнее чего едва ли может быть что-нибудь. К тому же еще, если только она прожила со счастливым мужем, то пусть не хвалится и этим перед всеми. И мало того, что не скромно быть самодовольным в благополучии и не смиренным, но даже очень большим уважением, и заслуженно, пользуются те, кто стойко переносит невзгоды, — жить среди несправедливостей и страданий и не совершать ничего низкого могут только сильные духом. Конечно, она должна молить, чтобы мужа не постигали невзгоды, но если на ее долю выпадет какое-нибудь тяжелое испытание, то в этом она должна видеть высшую честь для верной жены, уверенная в том, что ни Алкестида не снискала бы себе такой славы, ни Пенелопа не заслужила бы таких бесчисленных прославлений, если бы они прожили со счастливыми мужьями: действительно, память о них увековечена благодаря невзгодам Адмета и Улисса. Оказавшись в тяжелых испытаниях верными и честными перед мужьями, они заслуженно почтены богами. Подруг в благополучии найти, конечно, легко, но разделять невзгоды готовы только самые лучшие жены. По всему этому она должна гораздо больше почитать мужа и не стыдиться, даже если ему не сопутствует, согласно Геркулесу, священное целомудрие и богатство, дитя мужества.
Итак, жене следует придерживаться таких представленных в общих чертах правил и поведения; а муж пусть установит соответствующие этому правила для своего отношения к жене, потому что она приходит в дом мужа как бы союзницей в рождении детей и в жизни и оставляет после себя детей, которые будут носить имена предков мужа и ее. Что может быть священнее этого и к чему здравомыслящий муж будет стремиться больше, чем производить на свет детей от превосходнейшей и прекраснейшей жены, самых лучших кормильцев в их старости, чутких сберегателей отца и матери, хранителей всего дома; разумеется, воспитанные правильно отцом и матерью, отношение которых к ним безупречно и справедливо, они, как бы в вознаграждение, будут хорошими, но не добившись этого, они потерпят ущерб. Ведь если родители не покажут детям пример жизни, то они будут полностью и по заслугам нести ответственность за это будут в страхе, как бы они не были пренебрегаемы детьми за то, что нехорошо жили, до самой их смерти. А поэтому ничего нельзя упускать в обучении жены, для того чтобы дети рождались по возможности как бы от самых лучших родителей. Ведь и земледелец ничего не упускает в своем усердии, чтобы употребить семя на лучшую и предельно хорошо обработанную землю, надеясь, что так ему родится лучший плод, и он готов за нее, чтобы она не подверглась опустошению, умереть, если так придется, сражаясь с врагами, — и такая смерть в высшей степени почетна. И если такое усердие прилагается для пищи тела, то что же, разве не все усердие нужно прилагать для матери и кормилицы своих детей, на которую потребляется семя души? Только таким образом все смертное, порождаемое беспрерывно, причастно бессмертию, и продолжают существовать все просьбы и моления к божественным предкам. Поэтому кто пренебрегает этим, тот, очевидно, и богов не признает. Таким образом, все это исходит от богов, перед лицом которых он принес жертвы, взял ее в жены и обещал чтить после родителей выше всех жену. Но высшая честь для верной жены — это когда она видит, что ее муж соблюдает по отношению к ней чистоту и не оказывает большего внимания никакой другой женщине, а считает ее предпочтительно перед всеми другими своей и верной подругой. И тем более жена будет стремиться быть такой: если она будет знать, что муж верно и честно любит ее, и сама она будет честно верна мужу. Таким образом, разумный хорошо должен знать, какую честь следует оказывать родителям, а какую — жене и детям, чтобы, воздавая каждому свое, быть справедливым и благочестивым. Ведь каждый очень тяжело переносит, если ему не оказывают надлежащей ему чести, и даже неохотно принимает, если ему оказывают много чести, надлежащей другим, не оказывая надлежащей ему. И нет ничего важнее и дороже для жены в муже, чем совместная жизнь с уважением и верностью. Поэтому здравомыслящий человек как не должен где попало бросать семя, так и не должен оплодотворять своим собственным семенем какую попало женщину, чтобы от низких и неравных не рождались подобные законным детям и чтобы тем самым жена не лишалась надлежащей ей чести, а на детей не навлекалось бесчестье.
Со всем этим, таким образом, муж обязан считаться, а относиться к своей жене он должен с уважением, с большой воздержанностью и скромностью, обращаясь к ней с дружественными словами, свойственными благорасположенному человеку, держащемуся в пределах дозволенного и почтительного, проявляя большую воздержанность и доверчивость, прощая, конечно, ошибки небольшие и непроизвольные; и если она в чем-нибудь ошиблась по неведению, пусть он наставляет ее, а не вселяет такого страха, в котором нет почтительности и скромности. Пусть также он не будет ни беспечным, ни суровым. Такие отношения бывают между проституткой и любовником, а отношение свободной женщины к своему мужу отличается тем, что она и любит и испытывает боязнь с почтительностью и скромностью. Боязнь бывает двоякой: одна отличается почтительностью и скромностью, которую скромные и пристойные дети испытывают к отцам, порядочные граждане — к кротким правителям, а другая — враждебной ненавистью, какую, например, испытывают рабы к господам, граждане — к несправедливым и крутым тиранам. И выбирая из всего этого лучшее, нужно добиться того, чтобы жена была в согласии с мужем, верна и преданна, чтобы в отсутствии мужа она оставалась всегда такой же, как и в присутствии его, ведя общие дела, и когда мужа нет, чтобы жена чувствовала, что нет для нее никого лучше, воздержаннее, преданнее, чем ее муж. И пусть муж приучает ее к этому с самого начала, постоянно имея в виду общее благо, даже если такие дела ей внове. И если он сам будет очень твердо властвовать собой, он будет лучшим наставником всей жизни и научит жену быть такой. Гомер вовсе не прославлял дружбы или боязни без скромности, но всюду наставлял любить с воздержанностью и скромностью, а бояться так, как это выражено в словах Елены, обращенных к Приаму: «Боязнь и почтенье внушаешь ты мне и страх, любезнейший свекор», выражая этим не что иное, как то, что любит его с боязнью и скромностью. А с другой стороны, Улисс говорит Навсикае вот что: «Тобой, женщина, я крайне восхищен и боюсь». Таким считает Гомер взаимное отношение между мужем и женой, полагая, что обоим будет хорошо, если они будут относиться друг к другу таким образом. Никто не любит и не восхищается никогда тем, кто хуже, и не боится к тому же с скромностью; такие чувства бывают между лучшими и по природе кроткими людьми, а у тех, кто ниже, — по отношению к тем, кто по знанию выше их. Так относясь к Пенелопе, Улисс ничем не провинился в свое отсутствие, а Агамемнон из-за Хрисеиды согрешил перед своей женой, говоря на собрании, что эта женщина, — пленница и не знатная, мало того, даже, скажу, варварка, — ни в чем не уступает достоинствам Клитемнестры, и это, конечно, дурно по отношению к той, от кого у него дети, и несправедливо, что он стал сожительствовать с этой женщиной. Каким же образом это может быть справедливо, если он, еще не зная, какой она будет к нему, уже насилием увел ее? А Улисс, несмотря на то, что дочь Атланта просила его жить с ней и обещала сделать его бессмертным навеки, не решился даже ради бессмертия предать чувства, любовь и верность жены, считая, что его ждет высшее наказание, если он получит бессмертие бесчестным путем. Он и с Киркой согласился возлежать только ради спасения друзей, мало того, он даже ответил ей, что нет для него ничего милее, чем увидеть свою родину, хоть она и камениста, и молил о том, чтобы лучше ему не жить, чем не видеть смертную жену и сына: так твердо соблюдал он свою верность жене. За это и жена воздавала ему тем же.
Видно даже, что и поэт, как это ясно из речи Улисса к Навсикае, особенно чтит скромность в общении между мужем и женой. Улисс молил богов, чтобы они дали ей мужа, дом и желанное согласие с мужем, не какое бы ни было, а доброе. Нет лучшего блага у людей, говорит он ей, чем когда муж и жена правят домом согласные в желаниях. Отсюда видно, с другой стороны, и то, что поэт не одобряет такого согласия друг с другом, в котором есть низкое раболепие, но одобряет такое, которое надлежащим образом связано с умом и рассудительностью: править домом по желаниям именно это и означает. И еще когда он говорит, что при такой дружбе бывает много огорчений недругам, а для самих друзей — много радостей, это особенно воспринимается как правда. Ведь если между мужем и женой существует согласие в наиболее важных вопросах, то обязательно и между их друзьями, в свою очередь, будет согласие; затем, если они будут в силе, они будут страшны для недругов, а для своих — полезны; но если между ними будет разлад, то расхождение будет и между друзьями; а затем, если они будут слабыми, то сами будут очень сильно испытывать нечто подобное. Кроме того, здесь поэт явно советует удерживать друг друга от того, по крайней мере, что дурно и нескромно, и заботиться о том, чтобы вести себя по возможности и скромно и справедливо, стремясь прежде всего, конечно, проявлять заботу о родителях, мужу — о родителях жены не меньше, чем о своих, а жене — о родителях мужа. Затем пусть они проявляют заботу о детях, друзьях, делах и обо всем доме как общем деле, соревнуясь друг с другом в том, чтобы каждому внести больше пользы в общее дело, быть лучше и справедливее, отказываясь, конечно, от высокомерия и управляя правильно, быть кротким и мягким, чтобы, когда они достигнут старости, избавившись от своих попечений и от многих забот о страстях и удовольствиях, которые иногда бывают в молодости, они могли, в свою очередь, и ответить детям, кто из них своим управлением принес больше пользы дому, и с уверенностью знать, был ли кто из них плохим из-за случайности или хорошим — благодаря своим качествам. Тому, кто превзойдет в этих делах, сопутствует высшее вознаграждение от богов, как говорит Пиндар: сладостно у него сердце, и надежда правит изменчивой мыслью смертных, а во-вторых, его счастливо обеспечивают в старости дети. Поэтому нужно жить, в общем и в частности думая справедливо о всех богах и людях, и много — о своей жене, детях, родителях.
Отправить ответ